ДЕНИС РОЖКОВ: «Живу от получки до получки»
Главный телеполицейский страны Денис Антошин из сериала «Глухарь», он же Андрей Фролов из сериала «Чужой район» — актер Денис Рожков играет на трубе и годами не покупает одежду, опасается ипотеки и умеет жить «от получки до получки». Как звездный статус сочетается с ответственным потреблением — в эксклюзивном интервью специально для рубрики «Звездные истории» на портале «Вашифинансы.РФ».
— Вы часто играете полицейских, а смогли бы сыграть миллионера?
— Не знаю... Чем живут миллионеры? У нас у всех в голове такой образ: беспечный человек на яхте, волосы его развеваются, светит солнце, в руке бокал мартини, а рядом красавица в бикини, и они вместе плывут через океан на Сардинию. Я не думаю, что этот образ миллионера совпадает с действительностью. Миллионеры — люди очень занятые, и заняты они исключительно своим бизнесом и деньгами, вся их жизнь вертится вокруг этого. Я никогда так не жил.
— А очень бедного человека могли бы сыграть?
— Тут было бы важно не то, что человек беден, а то, чем он живет. Вот недавно фильм о Ван Гоге вышел. Ван Гог всегда был очень бедным. У него не было ни копейки. Но важно то, чем он жил, что осталось после него. После миллионеров не остается ничего, кроме груды денег, которую счастливо и весело пожирают их потомки. А после талантливых людей, которые жили в нищете, остаются стихи, рассказы, картины. И мы до сих пор их смотрим, читаем, обсуждаем, снимаем об этих людях фильмы. А про миллионеров фильмы снимать скучно. Ну, есть фильм «Нефть», но он даже не про миллионера, а про одержимого человека, который хочет поглотить всё и вся, такой — акула... Мы сейчас только тем и занимаемся, что рассуждаем о деньгах, думаем о них, пытаемся заработать, мечтаем о них, посылаем о них запросы. А если спросить каждого: «Вот тебе дадут десять миллионов. Что ты с ними делать будешь?» Вот если мне дать десять миллионов, разве я стану лучше? Нет, скорее всего, я начну деградировать.
— Ну а если у человека нет талантов, как у Ван Гога, что же еще ему делать?
— А вы попробуйте сейчас токаря найти. Вот мне нужен был токарь, чтобы расточить ручку металлическую. Найти его было невозможно. Это дизайнеров полно, выйди на улицу, крикни: «Дизайнер!» — и сразу пятьдесят человек обернутся.
— А вы кем хотели быть?
— Я в двенадцать лет определился с тем, что буду актером.
— Но у вас не сразу получилось. Вы когда-нибудь хотели профессию поменять?
— Не то чтобы у меня не получалось. Я играл в спектаклях, просто за это денег мало платили, и
я зарабатывал другим —
занимался видеомонтажом.
— А когда вы уходили из видеомонтажа...
— Я думал, что и дальше буду этим зарабатывать. Но мечта сниматься и играть в спектаклях никуда не пропадала. И сейчас у меня все меньше и меньше надежды на то, что будет какой-то материал... какой-то сценарий, где я смогу весь свой опыт воплотить.
— А мне казалось, что в последние пару лет у нас всплеск хороших сериалов.
— Да, были хорошие — «Домашний арест», неплохое «Ненастье», шикарная «Кровавая барыня».
— Кажется, мне как интервьюеру будет нелегко к вам подобраться...
— Нелегко, это правда.
— Вы говорите, что не бывает хороших ролей. Вы фантазируете, представляя, какой могла бы быть хорошая роль для вас?
— Вы хотите, чтобы я представил роль отдельно от сценария? Я — на белом коне, мои волосы развеваются, это у меня парик, и действие происходит в восемнадцатом веке...
— Довольно неожиданно слышать все это чуть ли не от главного полицейского страны из «Глухаря» и «Чужого района»...
— Я не полицейский, я актер.
— Вы смогли бы сыграть судебного пристава, например, который выселяет вашего друга актера Сергея Фролова из квартиры?
(Мы писали об этой ситуации, см. «Сергей Фролов: Сумма. Начало». — Прим. ред.)
— Опять вопрос в том, каким будет сценарий. Если он будет «фанерным», каких много, и пристав будет плохой потому, что он плохой...
— Он просто делает свою работу...
— Вот такую роль я не стал бы играть. А если бы мне показали, каким образом этот человек пришел к такой работе, — другое дело. Ведь очень просто найти опричников. Только крикни, и они найдутся. Так во все времена было. Вот Салтычиха приехала в свое село Троицкое и набрала там парней, сделала их гайдуками, и они убивали жителей своего же села, просто потому что она им сказала: «Делайте, что хотите!»
— Вы о безнаказанной вседозволенности говорите?
— Безусловно.
— И вы хотели бы сыграть внутренний конфликт? Мне кажется, у опричников его просто нет.
— Я хотел бы интересную роль сыграть. Вот Салтычиха... она убила 38–40 человек, треть или две трети — собственноручно. Что можно сыграть в этом персонаже? Написан прекрасный сценарий, который начинается с того, что она маленькая девочка. Для меня кино — это всегда история о том, как человек менялся. А если просто играть в социалке в серых тонах... «Здравствуйте, у меня такая работа, и я пришел выселить вас из квартиры». — «Вы! Вы...» — «Ну а что я могу поделать?» (Произносит уныло.) И потом приходит он домой, Зина приготовила нехитрый обед, и он такой: «Эх, да... работа, конечно... Ну а что делать? Жить-то надо». Так я не хотел бы играть.
— А за десять миллионов?
— Нет.
— Долларов.
— Нет, нет и нет. За такие роли нельзя брать десять миллионов. За такой материал нельзя платить десять миллионов. Десять миллионов вот так с кондачка не падают. А если упадут, то ты потом заплатишь за эти миллионы серьезную цену. А я не хочу, чтобы моя жизнь зависела от денег. Деньги — это средство, а не цель.
— А от чего ваша жизнь может зависеть?
— От музыки, от литературы, от живописи, от близких людей, но не от денег.
— Если у вас не будет денег, то ваша жизнь еще как будет зависеть от них.
— Да, это такая закольцованная история. Я не говорю о том, что деньги вообще не нужны. Но лично мне нужно ровно столько денег, сколько нужно на жизнь, и не больше.
— Вам удается столько заработать?
— Когда-то — да, а когда-то — нет.
Было время,
когда я был в долгах.
— Долг вас угнетал?
— Нет. Слава Богу, все разруливалось. Бог всегда дает сколько надо.
— Думаете, это Бог?
— Это идиома. Но я человек верующий. Бог дал нам все, что существует, и это даже никаких доказательств не требует. Потому что вот это все вот так просто возникнуть не могло.
— Только вопрос, нравится ли ему теперь это все...
— Это не наш вопрос. Мы не в силах на него ответить. Чарльз Буковcки сказал: «Я не верю, что можно изменить мир к лучшему. Я верю, что можно постараться не сделать его хуже». А нравится ли Богу этот мир? Думаю, что не очень. Мы, люди, — так себе создания.
— И вы тоже?
— И я.
— Почему? Я думала, вы хороший...
— Все мы считаем себя хорошими. Но если честно на себя посмотреть... хороших, искренних отношений крайне мало.
— Да вот же сколько угодно их — хороших и искренних.
— Ну... неважно. Давайте дальше.
— Брали ли вы когда-нибудь кредиты?
— Да. Давно я брал пару кредитов потребительских на покупку камеры. Пользовался картой кредитной. Когда у меня были серьезные проблемы с деньгами, я жил с этой карты, а потом отдавал деньги. Я не брал никогда серьезных кредитов:
мне жутко от мысли, что можно взять
ипотеку на пять миллионов.
А сколько лет я буду отдавать эти пять миллионов? Только этим и буду занят, все мои мысли будут о том, как бы денег заработать, чтобы на эти пять миллионов не пошли проценты, а время жизни и так ограничено.
— А что, даже вы, человек, снявшийся в таком популярном сериале, не можете позволить себе взять в кредит пять миллионов и не сильно думать об этом?
— Но я не хочу брать кредит. Я не люблю кабалу. И потом, в нашей стране ставки по кредитам высокие.
— А кто формирует ваш домашний бюджет?
— Нет у меня такого понятия, как «домашний бюджет». Я не трачу на деньги свое время.
— И никогда не рассчитываете траты? И не думаете, сколько денег останется?
— Думаю, но минимально. У меня нет такой тетрадки, в которую я записываю траты, составляю таблицы. Один мой друг, тоже актер, очень любит деньги и мечтает, чтобы деньги размножались у него прямо на столе. Вот он все записывает.
— И вы ни на что не копите?
— У меня все есть.
В магазины одежды
я не ходил три года.
Хотя нет, вру. Две пары джинсов я год назад купил. Джинсы у меня снашиваются быстро. Мне плевать на бренды и марки. Одежда должна быть одеждой. Машина — машиной. Хотя машины у меня нет.
— Ездите на такси?
— Хожу пешком, иногда езжу на такси и очень часто на метро.
— Узнают в метро?
— Нет. Серьезно. Не узнают. Дело в том, что люди в метро вообще не смотрят по сторонам. Люди в метро никого не видят. Хорошо помогает одно изобретение. Ты заходишь в вагон, и все — в этом изобретении. Знаете, что это такое?
— Конечно. Черное зеркало.
— Это английский вариант, а по-русски это «Свет мой, зеркальце, скажи...», и зеркальце отвечает: «Конечно. У тебя двести пятьдесят лайков и сорок два комментария».
— Вы сейчас говорите про инстаграм. Но есть более умные соцсети, в которых все же можно выражать свои мысли.
— Люди выходят сейчас из дома и ничего не видят. Они идут на работу и с работы и не поднимают от телефона головы. Хорошо, может, они что-то там серьезное читают, делятся в группе информацией о том, как домофон поменять. Кстати, когда фильм «Ван Гог» смотрел во второй раз, в кинотеатре пять человек вокруг нас весь фильм сидели в телефонах. Они потушили экраны и сидели, вот так изредка поднимая глаза. И они считают, наверное, что тоже посмотрели кино.
— Вы знаете, сколько у вас денег на картах?
— Да.
— Вы жадный?
— Нет.
— Вы могли бы что-нибудь купить незнакомому человеку?
— Ну вот мы отыграли в Питере спектакль, и ко мне женщина подошла, сказала, что ей нужны деньги на химиотерапию. Я дал ей пятнадцать тысяч рублей. Правда, она оказалась мошенницей. Потом у девушки из группы сломался телефон, а она одна с ребенком, и зарплата у нее маленькая.
Я пошел и купил ей айфон.
Это обычные вещи, которые должен периодически делать любой нормальный человек. И ничего такого в этом нет.
— А как вы узнали, что та женщина — мошенница?
— А она через месяц после спектакля снова ко мне подошла и рассказала уже другую историю. Потом я у своих ребят спросил, и они подтвердили, что мошенники тут целой бригадой тусуются, выманивают у актеров деньги.
— Вы расстроились?
— Нет, не расстроился. Мне не жалко денег.
— Но иногда кажется, что сделал доброе дело и тебе приятно, а потом оказывается, что просто покормил чей-то порок.
— А я все равно сделал доброе дело. Как она эти деньги потратила — на ее совести. Когда ко мне подходят и просят, а у меня деньги есть, то я всегда дам. Я вам говорил: деньги не та вещь, за которую надо держаться. А если мне неприятно от того, что меня обманули, то это не в той мошеннице дело, а во мне.
— А сами вы не попадали в сложные финансовые истории?
— Нет. За мной никогда не гонялись бандиты. Как сказано в фильме «Служебный роман», у меня обычные отношения с деньгами.
Я живу от получки до получки.
— И вы тоже?
— Периодически. Люди боятся признаваться в том, что у них периодически не бывает денег или съемок... Им кажется, что это развеет их шарм, разобьет их образ. Но я прекрасно знаю, что такое кинематограф. У нас люди по-разному зарабатывают и часто очень нежирно живут. И нормально занимаются своим делом. Деньги нужны для того, чтобы у тебя всегда была возможность помочь кому-то. А для себя? Для себя я на трубе учусь играть.
— Зачем?
— Я с детства люблю джазовую трубу. И только в тридцать семь лет меня осенило — хочу играть на трубе!
— Вы уже выступали?
— Неоднократно. У меня даже две группы уже есть. Вот это мне нравится, и этим я готов заниматься всю жизнь.
— Хотите зарабатывать игрой на трубе?
— Я очень хотел бы. Если бы я мог зарабатывать, то для меня это стало бы знаком: я дошел до какого-то уровня. Но это не ради денег. Тем более я играю джаз — не самый популярный жанр у нас в стране.
— И вы кто теперь, музыкант?
— Я? Я! Я — Денис Рожков. (Говорит голосом веселого диктора.) Человек, который родился в семьдесят шестом году в Алешкинском роддоме. В двадцать один час пятнадцать минут этот голосистый парнишка появился на свет... Я актер. (Говорит обычным голосом.) Я профессиональный актер. А насколько хороший — не знаю, но профессиональный.
автор: Марина Ахмедова
фото: Ольга Филонова
специально для рубрики «Звездные истории»
