Дарья Повереннова: «Невозможно рассчитывать только на пенсионные выплаты»
В культовом сериале начала 2000-х «День рождения Буржуя» актриса Дарья Повереннова сыграла Веру, а зрителю помоложе запомнилась по ролям в сериалах «Дожить до любви» и «Самара-2». Дарья каждый день проводит 25 минут наедине с собой во время пробежки и убеждена, что все поступки возвращаются бумерангом. Почему Дарья Повереннова гордится погашением валютной ипотеки, как оказалась сторонником пенсионной реформы и брачных договоров, какое образование решила получить, чтобы сделать свои доходы более стабильными, — в эксклюзивном интервью для рубрики «Звездные истории».
— Вы увлекаетесь бегом. Почему вы выбрали именно этот вид спорта?
— Я бегаю с две тысячи пятнадцатого года. Так получилось, что мне подарили беговые кроссовки на 8 Марта, я посмеялась: где я и где бег. В школе я ненавидела бегать.
— За что ненавидели?
— Нас никто не учил бегать правильно. Я не умела правильно дышать, очень быстро уставала, у меня начинал болеть бок. Это то, из-за чего многие люди не любят бегать. В школе нам не дали ключ от бега — как бежать и получать удовольствие, как правильно дышать, какой держать темп. Но я потихонечку начала бегать.
— Самостоятельно?
— У меня был тренер, который подсказал, как начать так, чтобы не бросить. Мне было сложно начинать — первые сто метров пробежала, остальное проползла. Но я тогда для себя решила так: сто метров буду бежать, следующие сто буду идти. И так я чередовала один километр. Каждый день ставила себе новую задачу — завтра я уже двести метров пробегу, а сто пройду. Потом я начала пробегать километр. Потом два, три, четыре километра. Решила пробегать пять, попробовала, но поняла, что пять для меня много и я перестаю получать удовольствие от бега. Я остановилась на четырех километрах и пробегаю их каждый день.
— Бег повлиял только на состояние тела или еще на психику?
— Я научилась получать огромное удовольствие от физической нагрузки. Раньше я вообще никогда не занималась спортом. Меня отдавали в разные кружки, но я их бросала. Я поздно научилась плавать, хотя плаваю сейчас хорошо. Но плавание отнимает много времени — плавание, сушка, еще нужно время, чтобы доехать до бассейна и уехать из него. Я ходила в спортзал, но это тоже не мое: не было никакого толка, мышцы не нарастали. Но желание спортивной нагрузки у меня было всегда. А чем еще прекрасен бег? Я бегаю двадцать пять минут и все это время нахожусь наедине с собой. Раньше я бегала с музыкой, чтобы держать темп, но потом перестала что-либо слушать во время бега вообще. Я слушаю только свои собственные мысли и окружающую среду. Вообще считается, что
бег на длинную дистанцию —
это своего рода медитация.
Марафонцы ощущают нечто медитативное, и тогда на второй план уходит тяжесть от физической нагрузки, а приходит просветление. Я в это очень верю, хотя сама я никогда не бегала марафоны. Но даже мои четыре километра приносят прикольные мысли о моей жизни и работе.
— А такие мысли не приходят, когда вы наедине с собой за рулем или в метро?
— Там много отталкивающих факторов. Я живу за городом, и мне мало кто попадается навстречу. Даже когда я бегаю в больших городах, я умею сконцентрироваться на дыхании, на правильном темпе, и это занимает все мое внимание. А в метро слишком много всего, отвлекающего внимание. Дорога — это суета. Я и езжу в тишине: устала от музыки, от новостей. Хочется какого-то своего пространства личного, не замутненного ничем. И бег — самая крутая возможность для этого.
— Вы говорите о возможности послушать себя, будто долгое время себя не слушали...
— Нет, не могу сказать, что я не в ладах с собой. Может, в лет двадцать — двадцать пять я себя плохо слушала и слышала. Но сейчас я могу себя слушать, могу что-то интуитивно понимать про себя. Это не значит, что я не нуждаюсь в советах друзей. Я нуждаюсь и часто обращаюсь за ними к людям, чье мнение уважаю. Но все же находиться наедине с самой собой я могу, только когда я бегаю. Почему-то когда плаваю, я думаю по-другому — я больше думаю о том, как я плыву. Может, бег уже вошел у меня в привычку, и я уже не думаю о том, как бежать, бегу автоматически.
— Как вы охарактеризуете человека, который в ладах с собой?
— Это спокойный человек. Конечно, я сама подвержена эмоциям. Но основное качество человека, который с собой в ладах, — это умение контролировать себя и свои отрицательные эмоции, которых и у меня бывает через край. Я думаю, что у такого человека есть чувство юмора, самоирония.
— А что у вас чаще всего вызывает отрицательные эмоции?
— Больше всего печалит несправедливость. Любая. У меня обостренное чувство справедливости, и если я точно знаю, что по отношению к какому-то человеку поступили несправедливо, меня это очень огорчает.
— А эта несправедливость имеет отношение к вашему кругу или это то, о чем вы узнаете из телевизора?
— Не имеет значения. Я вообще не люблю ложь. Мне кажется, что я и сама стараюсь не врать, не юлить. Раз ты этого не приемлешь в других людях, то и сам должен соответствовать своим стандартам, говорить правду.
— Возможно ли говорить правду всегда?
— Думаю, что возможно. Важно, в какую форму ты эту правду облекаешь. Можно облечь в такую форму, что тебе скажут: «Знаешь что... А иди ты со своей правдой куда подальше». А могут сказать:
«Спасибо, что ты мне это сказала».
Форма очень важна. А мы мало заботимся о форме и о том, как нас воспринимают. Мы сразу выпаливаем то, что думаем, совершенно не заботясь тем, правильно ли нас поймут. Мы же говорим правильные вещи. А со стороны такое может восприниматься как нападки, или человек может подумать, что вы считаете себя самым умным.
— То есть нельзя правду говорить на отрицательных эмоциях?
— На отрицательных эмоциях вообще ничего нельзя делать. Не могу сказать, что я сама в этом преуспела, но я стараюсь себя контролировать. В негативе нельзя делать ничего — ни разговаривать, ни поступать, ни даже за руль садиться, потому что можно попасть в аварию: ты теряешь концентрацию, когда занят тем, чем раздражен. Человек адекватный умеет справляться с собой и в первую очередь со своими отрицательными эмоциями.
— А как? Кому-то нужно выпустить зверя...
— Ну пусть пойдет в лес, там покричит. Или постучит кулаком об стену, разобьет себе кулак. Но причем здесь окружающие? Даже если они виноваты и причинили тебе боль, я не уверена, что надо сразу негатив посылать в ответ. Если боль была причинена несправедливо, то тот, кто боль причинил, обязательно расплатится за это, жизнь научит, вернув бумерангом.
— Если бы этот бумеранг не возвращался, просто человеколюбием можно было бы сдержать негатив?
— Конечно. Бумеранг не то чтобы сдерживает... Но мы должны всегда помнить о том, что он есть. А человеколюбие должно быть априори. В мире слишком много человеконенавистничества, стычек, борьбы. В принципе, это, наверное, обусловлено природой, в которой выживает сильнейший. Но я считаю, что не все средства хороши в достижении своих целей.
— Как вы думаете, кто сильней: тот человек, который идет к цели любыми средствами, или тот, кто может смирить себя и простить обидчика?
— В долгосрочном периоде сильнее оказывается тот, кто способен себя смирить. Потому что отрицательные эмоции нас выхолащивают. Не надо их в себе копить, накопленные обиды приводят к болезням, я в это верю. Нельзя обиды к себе подпускать. Даже если мы сделаем паузу, посчитаем до пяти, прежде чем выпалить какую-то гадость, то мы уже будем понимать, хотим мы ее сказать или не хотим. И скорее всего, не будем произносить.
— К вам когда-нибудь бумеранг возвращался?
— Да, была у меня очень яркая история. Это случилось лет двадцать тому назад, когда правила дорожного движения в Москве были плохими и при этом их можно было благополучно нарушать. Тогда еще не было такого количества камер на дорогах. Я страшно опаздывала на репетицию и решила поехать по встречке в переулке. А машина у меня была старая, разбитая, у нее торчал бампер. Естественно, меня ругали все встречные машины. И я так притерлась к стоящим на обочине машинам, что своим торчащим бампером снесла бампер другой машины. А у меня была немецкая, запчасти к ней были очень дорогие. Я так остановилась, вышла, постояла — никого нет. Я взяла тот бампер, который снесла, и положила его рядом с машиной. Не осталась ждать, не оставила свой номер телефона, хотя уже были сотовые. Но и с номером домашнего телефона можно было бумажку оставить, так и должна была сделать, ведь ждать я не могла. И я уехала на репетицию. На следующее утро выхожу из подъезда и вижу: стоит моя машина без бампера. Тогда же много крали и запросто забирали запчасти у машины. Это был тот бумеранг, который ко мне вернулся.
— А кто ответственен за эти бумеранги?
— Сам человек. Но, наверное, есть и какая-то субстанция, которая все видит, все понимает и как-то так с нами разбирается, чтобы мы совсем не забронзовели.
— И эта субстанция хотела, чтобы вы становились лучше?
— Конечно. Конечно. Но я же и тогда понимала, что так делать нельзя, но я боялась попасть на деньги. В результате я все равно на них попала, и мне пришлось искать новый бампер. Но если бы я оставила свой номер телефона, я бы попала на деньги справедливо. А так я поступила нечестно.
— Нечестно только потому, что спешили?
— Даже при спешке я должна была оставить свой номер. Я хотела сэкономить деньги. Я не хотела расплачиваться за то, что нарушила целостность чужой машины. Понимала ли я в тот момент, что была не права? Конечно, понимала, но хотела избежать ответственности.
— Сейчас бы вы так никогда не сделали, потому что с деньгами стало лучше и можно было бы без особых проблем расплатиться?
— Мне и сейчас деньги не даются легко. У меня никогда не было легких, случайных денег. Ну, может быть, были деньги за съемки в рекламе. Но случайных не было. У меня и сейчас для артистки моего уровня достаточно скромная зарплата. И я никогда не стремилась к богатству. Деньги, конечно, важны. Они для меня — эквивалент свободы, когда они есть, я могу купить себе то, что нравится, могу путешествовать. Хотя и не в самые далекие страны. И я при этом не живу в самых дорогих отелях. Я знаю цену деньгам. Но тогда денег было гораздо меньше. Конечно, имея такую машину, я жила не по средствам. Она была старая и постоянно сыпалась.
— Вы купили подержанную?
— Хорошо подержанную. И конечно, в тот момент я подумала: «Нет у меня сейчас на это денег». Вот и расплатилась...
— Вы составляете план, когда и что вы заработаете и на что потратите?
— Я знаю примерно на месяц вперед, что у меня есть в виде заработка: какие спектакли, какие съемочные дни, приносящие деньги. Но с такой профессией, как у меня, сложно строить какой-то план. Тут от меня лично не зависит, будут съемки или нет. Я пока не продюсер и не режиссер, я только исполнитель, и моя задача — хорошо исполнить свою роль.
— А вы хотели бы быть режиссером или продюсером?
— У меня есть такие амбиции.
— Хотите больше зарабатывать?
— Это не из-за денег. Хотя, может быть, я сейчас слукавила... Отчасти из-за денег, потому что моя профессия ужасно нестабильная и меня напрягает это ощущение нестабильности, когда я не знаю, что будет завтра.
Я хочу сама взять
свою финансовую судьбу в свои руки,
чтобы я могла контролировать зарабатываемые мной финансовые потоки. Но я хочу попробовать себя продюсером не из-за денег, а из-за того, что мне кажется, что у меня это получится. Но пока, видимо, не до конца есть уверенность в том, что получится, иначе бы уже начала делать.
— У вас уже действительно высокий профессиональный уровень. Странно, что вы по-прежнему не ощущаете финансовой стабильности...
— Наверное, есть люди, которые умеют копить, куда-то вкладывать, а я этого не делаю и живу от работы к работе. Моему поколению сложно зарабатывать. На мой взгляд, у нас в кинематографе актрисам за сорок пять практически нечего играть, нет материала. В драматургии его тоже нет.
— Вы про классиков, у которых большинство героинь молодые?
— Даже не про них. Я о тех, кто пишет сценарии. Кто у них главные герои? В основном молодежь.
— Это и странно. Ведь чаще всего именно женщины после сорока пяти способны за себя платить. Именно на них ориентированы многие индустрии. И им не интересно смотреть про семнадцатилетних. Эти проблемы — уже не их.
— Но эта мысль еще не дошла до голов продюсеров, «заказывающих музыку». И... материала очень мало. Объективно мало. В мировой драматургии тоже. И у меня когнитивный диссонанс: я с моим двадцатипятилетним опытом в профессии уже могу сыграть все что угодно. Если раньше у меня были страхи: получится или не получится, то сейчас я знаю, что получится все. Мой организм и мой актерский аппарат натренированы. Но, с другой стороны, я понимаю продюсеров. В кино ходят в основном молодые, и им, наверное, пока еще не интересно смотреть на проблемы людей среднего возраста.
— Возможно, жители мегаполисов по большей своей части инфантильны, в сорок чувствуют себя на двадцать пять и им не интересны проблемы своего реального возраста?
— Я бы так не сказала... Я сужу по своей дочери, ей всего двадцать семь, и она совершенно не инфантильна. Она знает, что такое деньги и как они зарабатываются, что такое работа и что такое ведение хозяйства. Она абсолютно взрослая молодая женщина.
— Это вы дочку к такой ответственности приучили?
— Меня тоже так воспитывали: ты должна рассчитывать только на саму себя. В жизни могут быть разные ситуации, и рассчитывать только на мужчину, который тебя будет поддерживать, нельзя. И я считаю, что это правильно. Женщина должна рассчитывать и на себя, должна понимать, что если она останется одна, то сможет себя прокормить. У меня мама так жила, и я так живу и постаралась эти мысли в Полину тоже внедрить: ты должна рассчитывать на себя, у тебя должна быть такая профессия, при которой тебе будет комфортно, не важно, будет рядом с тобой мужчина или нет.
— А как тогда правильно вкладывать в себя?
— Прежде всего правильно вкладывать в свое образование. Здорово, если родители это понимают и помогают своим детям. А когда родители не понимают, дети должны сами вкладываться в свое образование. И лучше пусть у тебя будет не одно образование, а два. Потому что только твое хорошее образование даст тебе возможность чувствовать себя спокойно в таком изменчивом мире. Сейчас те профессии, которые были востребованы лет пятнадцать-двадцать назад, умерли и никому не нужны. Технологии ушли вперед... Вы знаете, какая в Америке была самая большая статья экспорта в восемнадцатом веке? Лед. Америка экспортировала лед. Компании делали на этом бешеный бизнес. А потом появились холодильники, и лед стал никому не нужен, компании обанкротились. Нужно понимать: когда все неустойчиво, два образования лучше. Неважно, мальчик ты или девочка, ты должен получить образование. Женщина, конечно, должна рожать детей и держать семью, но это не основные занятия. Кто-то становится домохозяйкой и в этом действительно находит свое призвание, так круто держит дом, что мужчина просто счастлив. Но вдруг что-то с ним случится? Ну вдруг? Какая-то подушка безопасности должна быть: и в виде образования, и в виде сбережений хотя бы месяца на три.
— Кем бы вы еще могли быть, если бы не стали актрисой?
— Сейчас как раз этим и занимаюсь. Раньше я хотела быть только актрисой, хотя был еще один вариант — стать переводчицей. Я закончила школу с английским уклоном и год проработала переводчицей. И сейчас стараюсь языком заниматься, чтобы уровень не терять. Но именно сейчас я понимаю, что моей профессии мне уже мало, я хочу чего-то еще.
— Вы уже знаете, чем еще будете заниматься?
— Я учусь в Московской школе управления «Сколково» на executive-коуча.
— Слово «коучинг» я знаю. А что такое в этом смысле executive?
— Так называется профессия, в которой ты помогаешь человеку чего-то добиться. Например, у человека есть цель, и он никак не может понять, почему он к ней не может прийти. И тут нужен коуч, «третий глаз», который посмотрит со стороны. В откровенном разговоре ты, как правило, если хорошо слушаешь и задаешь правильные вопросы и уже имеешь свой богатый опыт, понимаешь, что у человека не так. Что ему нужно изменить, подправить. Или, может быть, эта цель вообще для него недостижима. Или, наоборот, настолько достижима, что нужно просто еще и начать что-то делать, а не только заявлять о своем желании ее достичь.
— И у вас уже был опыт, когда вы вели к цели другого человека?
— Я и сейчас с двумя людьми работаю. Мы периодически встречаемся. Им нравится. И мне нравится то, что у них перемены происходят в жизни.
— А люди сами не видят, как дойти к цели, потому что себя не слышат?
— Ну хорошо...
А вы все о себе знаете?
— Не все.
— Вы бы хотели, чтобы вам что-то со стороны подсказали?
— Возможно. Но мне кажется, что лучше меня самой во мне никто не разберется.
— Кроме вас никто и не разберется. Но кто-то вам может подсказать: для того чтобы прийти к цели, вам нужно добавить вот это и вот это.
— Но ведь для этого потребуется откровенный разговор о себе...
— Безусловно. Потребуется момент полного доверия. Диалог без откровенности и честности с вашей стороны будет невозможен. И без откровенности с моей стороны тоже. Но если вы посчитаете, что вот этот человек поможет вам быстрее прийти к цели, вы обратитесь к нему.
— Наверное. Но большинство россиян себе не смогут этого позволить. Потому что такая услуга стоит денег...
— Конечно, это стоит денег. Но я считаю, что все равно можно найти способ заработать. Другое дело — кому какие деньги нужны. Кому-то и миллиона будет мало...
— А вы не думаете, что в малоимущей семье человеку с самого раннего возраста передают эти установки — на бедность и отсутствие амбиций?
— Не согласна. Именно детство в неблагополучной семье заставляет многих вырываться из этой бедности: «Чтобы мои дети жили так же? Ни за что!» Все от человека зависит.
— Да, если он сильный. А если он слабый?
— Но мы сейчас не говорим о слабых. Слабым людям коучинг не нужен. Мы говорим о тех, кого что-то не устраивает, тех, кто не доволен происходящим. Тех, кто все время рефлексирует и хочет идти дальше, дальше. Хотя и в этом должна быть мера, нельзя все время себя стегать и корить: «Вот мой одноклассник уже замминистра, а я простая артистка». Это я грубый пример привела. Но если ты все время будешь жить в таком соревновании с кем-то, а не для себя, то будешь несчастным. Тут еще важно понимать, чего ты сам действительно хочешь, это нужно лично тебе или ты хочешь, чтобы тебя заметили другие.
— Соревновательность — плохой стимул?
— Его может хватить на раз, на два. Но когда ты останешься наедине с самим собой, можешь сказать: «Я этого достиг и этого». Но потом неизбежно придет вопрос: «А получил ли я от этого удовольствие?»
— Для того чтобы меняться, получать вторую специальность, нужна жизненная энергия. Где вы свою берете?
— Может быть, она у меня от природы есть. Но и у меня бывают моменты, когда мне ничего не хочется. И это нормально. Невозможно триста шестьдесят пять дней в году быть в драйве. Все идет волнами. Но все же это, наверное, внутренняя энергия, и тут спорт очень помогает. Когда человек начинает заниматься спортом, у него появляется дополнительная энергия еще на что-то помимо того, чем он уже занимается. И сейчас этой энергии у меня гораздо больше, чем было до того, как я начала бегать.
— Как вы думаете, эта ситуация с материалом для кинематографа в ближайшее время может измениться? В любом случае актрисы сейчас выглядят гораздо лучше, чем их предшественницы в том же возрасте лет двадцать назад...
— Да, сейчас сорокапятилетние выглядят так, как раньше выглядели тридцатипятилетние. Конечно, люди стали лучше выглядеть. Для этого есть технические возможности, но надо прилагать усилия, чтобы выглядеть так, как хочешь ты. Я вообще не трачу деньги на спортзал, на бассейн.
Бег — это бесплатно.
Просто покупаешь форму и новые кроссовки, когда эти изнашиваются. У меня огромная экономия.
— А как вы относитесь к брачным контрактам?
— Я их никогда не заключала. Но, наверное, надо соответствовать времени и брачные контракты заключать.
— Вы взяли квартиру в ипотеку, и мне показалось, что гордитесь этим.
— Конечно, горжусь. Я брала ипотеку в 2006 году, и этот шаг был для меня очень серьезный, сложный и ответственный. В две тысячи седьмом году я уже въехала в квартиру, в которой сделала ремонт. А отдала кредит в две тысячи тринадцатом.
— Почему решились на ипотеку?
— У меня с детства была мечта — иметь собственную квартиру. Мы всю жизнь жили вместе: мама, бабушка, прабабушка и маленькая я. Когда я выросла и вышла замуж, мы жили с моей мамой, бабушкой и моим мужем. Потом бабушка ушла, у меня родилась дочка, а мы так и жили все вместе в одной квартире. И это стало навязчивой идеей — иметь собственную квартиру, иметь собственную квартиру. Мне не очень нравилось то, что у меня нет полностью своего пространства. Наверное, и отношения между детьми и родителями гораздо лучше, когда у детей появляется свое пространство. И как только у меня появилась возможность — был большой проект и хороший заработок, — я решилась. Тогда многие брали кредиты, и процент был не такой большой для 2006 года, одиннадцать с половиной. Я, правда, брала в долларах — там процент был ниже. Но решилась я потому, что хотела, чтобы у меня, а впоследствии у моей дочери была своя квартира. Чтобы моя дочь не зависела от взаимоотношений со мной.
— И закрыв ипотеку, вы стали более уверенным в себе человеком?
— Конечно! Это была тяжелая история, и я очень хорошо понимаю людей, живущих под бременем кредита. Всегда над тобой что-то висит, каждый месяц ты должен такую-то сумму выплачивать банку. Эта выплата — всегда на первом месте. И когда я этот кредит отдала, я была горда собой: я это сделала, я справилась. Это была для меня такая серьезная жирная галочка в жизни.
— А были месяцы, когда вам нечем было отдавать этот кредит?
— Не было. Но каждый раз, заканчивая проект, я думала: «А что будет потом?» У меня нет стабильности, а зарплата в театре — слезы. Проект заканчивается, и ты задаешь себе вопрос: «А будет ли следующий?»
— На что вы можете потратить деньги спонтанно?
— На какую-то одежду, обувь, сумку купить могу дорогую. Это я могу.
— Случайно попав в магазин?
— Где случайно, а где неслучайно... Для меня шопинг — опасная история.
— Она связана со стрессом?
— Иногда да. На шопинг я люблю ходить в хорошем настроении. Тогда мне становится еще лучше. А если я хочу поднять себе настроение, тогда я иду в магазины товаров для дома. Я фанатка всякой посуды и постельного белья. А покупать себе одежду, когда у тебя плохое настроение, нельзя. Скорее всего, ты эту одежду и не будешь носить.
— Как вы относитесь к пенсионной реформе?
— Считаю объективно правильной. Да, многих она оставила недовольными. И так у людей заработок небольшой, а теперь и пенсия наступит гораздо позже. Но сейчас пенсионеров больше, чем работающих. Такое положение экономически неверно.
— И так вы могли бы сказать обо всех профессиях?
— Нет. Шахтеры, например, должны раньше уходить на пенсию. Должны быть градации для разных профессий.
— А вы когда-нибудь планируете жить на пенсию?
— Мне нравится европейская история: люди всю жизнь работают, накапливают и, выходя на пенсию, позволяют себе путешествия, какие-то хобби. В Москве тоже начинают сейчас продвигать разные занятия для людей пенсионного возраста, чтобы они дома не сидели. Но я еще не рассчитываю свою будущую пенсию. Хотя думать уже надо, делать какие-то накопления.
Невозможно рассчитывать
только на пенсионные выплаты.
Нужно позаботиться о том, чтобы помимо пенсии у тебя были еще какие-то накопления, например, вклады в банке.
— Коучинг наверняка сможет принести вам доход... Притом что у вас есть эмпатия, жесткость и уверенность в себе.
— Конечно. И людей, желающих иметь рядом с собой человека, который поможет им обрести уверенность в правильности своих действий и поступков, все больше. Я когда шла учиться, не знала: получится у меня или нет. Я шла на риск. Но я знала, что у меня есть эмпатия плюс еще моя актерская профессия, которая связана с моими собственными эмоциями и поступками моих персонажей. То есть за время работы, играя разных персонажей и читая сценарии, я рассмотрела много разных моделей поведения. И сейчас мне это помогает в коучинге.
— А какую роль в этой вашей новой профессии играют деньги?
— Сейчас я занимаюсь этим бесплатно.
— Люди не напрягаются, получая помощь бесплатно?
— Если человек от этого напрягается, то ему надо к психологу. Хотя мне кажется, что многие психологические проблемы можно разрешить, не обращаясь к психологу. Потому что эти проблемы часто надуманные, человек сам себя загоняет в шоры. Я никогда не обращалась к психологам и надеюсь, что не обращусь. Я им не очень доверяю. А в коучинге человек все делает сам, к умозаключениям приходит сам. Коуч — его соратник. Коуч ничего не решает за человека, не дает ему рецептов. Задача человека — самому прийти к цели. Задача коуча — сделать так, чтобы человек сам нашел решение.
— Когда вы бегаете, в ваши мысли вплетаются люди, которым вы помогаете как коуч?
— Иногда да. Если мне сегодня предстоит встреча с этим человеком, то я прокручиваю в голове его историю, наш разговор с ним, и вдруг меня может какая-то мысль осенить. Или так же я думаю о спектакле, о репетиции, и приходит: «Ой! А можно же вот так попробовать!» За эти двадцать пять минут бега можно многое обдумать. Спросите любого бегуна, и он скажет, что получает удовольствие не только от бега, но еще и от мыслей, которые становятся вдруг ясными и очевидными.
— Сегодня вы тоже бегали?
— Я каждый день бегаю. Встаю, как правило, в семь утра, если мне надо выходить из дома в девять. А если в девять надо уже где-то быть, встаю на полчаса раньше — чтобы бежать.
автор: Марина Ахмедова
фото: Митя Горевой
специально для рубрики «Звездные истории»
