РОМАН РЯБЦЕВ: «Технология» сбережений
Роман Рябцев, экс-лидер группы «Технология», музыкант и поэт, на творчестве которого выросло целое поколение российской молодежи, рассказал Марине Ахмедовой, почему важны сбережения, как диверсификация источников дохода влияет на качество жизни и стоит ли пользоваться кредитными картами. Сегодня Роман считает себя финансово грамотным человеком — подробности в эксклюзивном интервью для нашей рубрики.
— Поговорим о творчестве и о финансовой грамотности. Как думаете, эти две темы можно объединить?
— Эти темы взаимосвязаны, и особенно с возрастом это понимаешь. Не знаю, кто придумал фразу о том, что художник должен быть голодным. Вот, например, у меня в студии двадцать пять синтезаторов, и каждый из них стоит немалых денег. Творчество без финансовой подпитки — это путь только в барды или на фестивали. Но деньги нужны и там.
— Наверное, тот, кто придумал эту фразу, имел в виду, что не пресыщенный человек лучше старается.
— Чушь полная. Если творец озабочен тем, где ему взять денег, чтобы купить бензин и заправить машину или заплатить за квартиру, то какое тут творчество? Он творит как раз в периоды праздности и лени. Я много стихов написал, пока гулял с собакой, когда она у меня была. Я с ней просто гулял в парке, тогда и сочинялось. А когда сидишь и что-то тебя грузит, голова другим занята... Для сочинительства голова должна быть свободной.
— Слышала, вы сейчас выходите на новый виток в своем творчестве?
— Да. Совершаю очередной сольный заплыв. Финальный. А в группу «Технология» уже ни за какие коврижки не вернусь. У каждой музыки есть свой период.
— Сегодня, собираясь к вам, я прослушала «Танцы вдвоем», мне кажется, это ваше старое значительно лучше, чем многое новое.
— Есть один нюанс: недостаточно просто спеть песню, звучание должно быть в рамках современных реалий.
— Что это за современные реалии?
— Еще в школе на обществоведении нас учили: нельзя жить в обществе и быть свободным от этого общества. С одной стороны, я делаю то, что мне нравится, не обращая внимания ни на кого. Но с другой стороны, я не могу игнорировать какие-то общие мировые тенденции в музыке. Я не хочу сейчас делать так, как в 1997 году, когда я довольно успешно занимался танцевальной музыкой. Эпоха больших дискотек, больших рейвов и вечеринок ушла. Она продержалась весь 1996-й и 1997-й, но после кризиса 1998 года начала спадать — у людей стало меньше денег. Люди перестали ходить на дискотеки и угорать всю ночь. Знаменитые ночные рейвы типа Московского дворца молодежи, «Орбиты», «Акватории» закрылись. Мир начал меняться, и я перестал заниматься танцевальной музыкой. Она не приносила финансового удовлетворения.
— Разве люди перестали танцевать?
— Не перестали. Дискотеки стали более камерными, туда перестали приглашать артистов, музыкантов, которые играют свою музыку. Туда стали звать диджеев.
— Чтобы сэкономить?
— Конечно. Один диджей, который играет шесть часов подряд, дешевле, чем вызывать группу, которая отыграет часа полтора. Ну и мне надоело. Я не могу слишком долго заниматься одним и тем же. Задача музыканта — держать нос по ветру и понимать, в каком жанре его песни будут наиболее успешны... я тут несколько лет назад нашел кассеты со своими старыми песнями, я их сочинял еще в школе и на первом курсе. Ну это, конечно, стыд, позорище, это никому показывать нельзя.
— Почему?
— Потому что это тупейшие подростковые стихи. Но там есть одна песня, которую я написал в семнадцать лет. Там мелодия очень даже ничего — единственная из моего «творческого» наследия. Несмотря на дурацкие стихи. Каждый влюбленный подросток такое сочинял. Я текст переписал, а музыку взял без изменений.
— Ну вы же на чувстве тогда писали...
— Но рифмы у меня сейчас получше, чем в шестнадцать лет. И подростковых напыщенных банальностей стало поменьше. А сами чувства — величина постоянная. Есть теория, что каждому человеку отпущено определенное количество ударов сердца. Кстати, поэтому занятия спортом только сокращают жизнь, сердце бьется быстрее.
— Эта теория — для ленивых.
— Нет, это правда. Профессиональные спортсмены мало живут. Как сказал Уинстон Черчилль: «Своим долголетием я обязан спорту. Я никогда им не занимался».
— Может, тогда хорошо, что вас на вечеринки перестали приглашать? Удлиннили вам жизнь...
— Долгожители — это дирижеры симфонических оркестров. Сухая статистика. Причина в мощных положительных эмоциях, которые они испытывают во время работы. Они чувствуют себя нужными. И это чувство приходит, когда лекторы или дирижеры выступают перед большими аудиториями. Хм... Каждый раз, когда нарушаешь очередной запрет врачей, Бог отнимает у тебя час жизни и отдает его Киту Ричардсу из «Роллинг Стоунз». Этот человек — синоним нездорового образа жизни, но на сцене зажигает так, что дай боже.
— Надеюсь, все же не ему отдают ваш час...
— Я его очень уважаю как музыканта. И мне больше по нраву модель поведения старой школы: лучше рок-н-ролл, чем корвалол.
Я не люблю маркетологов:
это они придумали ЗОЖ.
— Вы и в ЗОЖ не верите?
— Я вообще верю в то, что отдыхать лучше, чем работать. Если бы у меня было много денег, я бы не рвал душу, чтобы доделать песню в срок. Вот я обещал на этой неделе отдать песню лейблу, и мне сейчас надо напрячься изо всех сил. Но если бы у меня было очень много денег, я бы просто эту песню спокойно доделал — прописал туда бас-гитариста живого, перезаписал другого гитариста...
— А что бы вы еще делали, если бы у вас было много денег?
— Я бы путешествовал. И сочинял музыку.
— Не вложили бы деньги во что-то крупное?
— Все зависит от того, сколько денег. У меня есть один очень богатый приятель. Ну очень он богат. Его контора занимает пятое место в мире в области его деятельности. У него свой самолет. Я с ним даже летал разок. Мне нравится такое — у человека есть деньги и есть люди, которые ими управляют. А он доверяет этим людям. Он сам ими руководит, но в остальное время живет в свое удовольствие. А раньше он много работал и начинал бизнес далеко за границей, в Африке.
— А что, российский исполнитель не может себе позволить такой образ жизни — путешествовать и писать музыку в свое удовольствие?
— Если только он красотка, которой деньги приносит не музыкальная деятельность, а нечто иное.
— Я думала, вы сейчас скажете: «А монетизация ютьюб-канала и инстаграма»!
— Нет-нет-нет, это не приносит много денег. Чтобы монетизировать ютьюб, в нем должны быть миллионы просмотров.
— Вам уже удавалось монетизировать свои соцсети?
— Нет. У меня был хорошо растущий канал на ютьюбе. Но хозяин моего бывшего лейбла его погубил. Это сложная история. Когда я ушел из «Технологии», я подписал договор с тем лейблом. Поработали недолго, лейбл перестал выполнять свои обязательства, я написал туда официальное письмо о расторжении договора и на своем канале сделал заявление по этому поводу. Но он воспользовался тем, что он же и заливал на мой канал аудиоверсии моих синглов. И он пожаловался в ютьюб на нарушение авторских прав в отношении этого контента. А ютьюб, не разбираясь, взял и удалил мой канал без возможности восстановления.
— Там было много подписчиков?
— Довольно много, но главное — была хорошая динамика роста. Мы его раскручивали полтора года. Сейчас мы завели новый канал.
— «Технология» гремела по всей стране. Вы что, никак не вложили этот успех в свое будущее?
— А нечего было вкладывать. Кому кажется, что было, тот просто ничего не знает. Например,
я получал от стоимости
группы за концерт 7,2%.
Второй вокалист получал еще меньше. В массовом сознании существует иллюзия, что «Технология» собирала стадионы. Но мы не собирали стадионы, мы играли по стандартным залам филармоний и домов культуры на 600-800 мест. Вот это и было потолком группы «Технология». Но мы могли давать по четыре концерта в день.
— А вы тогда совсем не были финансово грамотным?
— Я был полным дубом. Как-то меня попросили назвать две вещи, которых бы я хотел больше всего, даже самые фантастические. И я сказал, что хотел бы иметь машину времени, чтобы переместиться к себе образца 1992 года и дать подробную инструкцию о том, что делать надо, а чего не надо, чтобы будущее сложилось лучше.
— И что бы вы себе тому сказали?
— Покупай доллары и откладывай их, как делают твои старшие коллеги. Доллар бы никуда не делся. Еще я дал бы себе совет: не клади все яйца в одну корзину. Например, мой коллега по группе Леонид Величковский занимался другими артистами. Лада Дэнс — его проект. Потом он стал знаменитым композитором, работающим именно на продажу. А у меня нет сейчас репутации человека, к которому можно просто прийти и попросить написать песню. А я могу написать. Но эту репутацию надо было зарабатывать еще в начале девяностых, а я довольно расслабленно себя вел, думал, что хватит с меня и моего творчества.
— А на что тогда вы тратились?
— Те жалкие гроши, которые группа зарабатывала, мы тратили тупо на жизнь. Как-то мы выступали в Хабаровске или, не помню, Владивостоке, к нам пришел мужик, и мы у него с рук купили видеомагнитофон Funai за пять тысяч рублей. Он стоил столько же, сколько вся группа за концерт.
— И у вас тогда не возникало мысли, что что-то неправильное в вашей жизни происходит?
— Конечно, такая мысль возникала. Поэтому мы сменили продюсера и резко стали больше зарабатывать. Но все равно это были не те деньги, ничего существенного купить было нельзя.
Просто надо было откладывать.
— А почему же вы не откладывали, когда видели, что другие ваши коллеги откладывают?
— А я привык, что если девушка просит: «Поехали сначала в ресторан, а потом тусить в клуб», отвечать: «А поехали!»
— А что стало последней каплей, толкнувшей вас сменить продюсера?
— Мы стали финансово грамотней. Не хотели больше, чтобы из нас выжимали деньги.
— Сейчас так же выжимают деньги из артистов?
— Да. Крупные продюсерские центры берут молодых исполнителей, совершенно бесправных. Они работают на этот центр, им остается не сильно много денег, и уйти они оттуда могут только с трудом. Какой-нибудь мальчик или девочка приезжает в Москву, мечтая стать звездой. Звездой-то, может, этот певец и станет, только он подпишет контракт с дьяволом, отдаст душу. «Ты станешь знаменитым, но за это мы заберем у тебя право даже на твое имя». А выбора у него другого нет — либо будет сидеть и сам заливать свои песенки во «ВКонтакте», рассчитывая на то, что куда-то пробьется. Но это не работает.
— А вы сами сейчас можете снова попасть в такую ловушку?
— Нет. У меня уже репутация такого — где сядешь, там и слезешь. Я свои права знаю. За последние несколько лет очень хорошо вник в систему авторского права. Хотя попытки обмануть были, и теперь они все заканчиваются в суде.
— Вы когда-нибудь попадали в жесткую финансовую ситуацию?
— Угу... С одним банком. Он активно раздавал свои банковские карточки и чуть ли не умолял: «Ну возьмите... возьмите!» Ну вот я и взял. И Visa у меня была, и Mastercard, и American Express. Они мне пригодились один раз, когда мы с бывшей женой поехали в Италию и надо было арендовать машину. Нужна была именно кредитная карта, а не дебетовая. Я воспользовался картой этого банка. Потом в моей жизни случились пертурбации, я ушел из семьи, и было после этого два жестких момента, когда срочно, кровь из носа, нужны были деньги. Мне пришлось снять их с двух из этих карт. Тут банк радостно потер ручки, и на меня пошли такие проценты... Они росли, росли и росли. Я погашал, погашал и погашал, но они только росли. Например,
я вносил 18 тысяч,
и только тысяч 7
зачислялись в погашение кредита,
остальное были проценты.
— Платили в срок?
— Бывало, что на один день опаздывал. Ну, в общем, проценты копились, я с ними ругался. Они мне: «Ой, да мы все понимаем...» Потом я спрашиваю: «А нельзя взять все эти кредитки и объединить в один счет? Чтобы я уже не мучился с разными?» Отвечают: «Да-да! Мы вам сейчас карту сделаем замечательную! Называется „Банк в кармане“. И все ваши кредиты будут на ней». Сделали, выдали: «Вот. Только ее надо активировать. Положите на нее двести рублей в банкомате». Я положил двести пятьдесят. Она лежала, и я ей не пользовался. Через полгода приходит счет за обслуживание этой карты — 6000 рублей. Я звоню в банк. «Но вы же ею пользовались!» — «Я ею не пользовался!» — «Но вы же внесли двести пятьдесят рублей — вот и воспользовались!» Они этими махинациями и живут. Я тогда добился того, чтобы какой-то молодой человек вник в мою ситуацию и они эту карту закрыли. Но в этом году они мне опять прислали сообщение, что я им должен 400 рублей. Пойду разбираться.
— А вам не помогает разбираться то, что вы известный человек?
— Банкам и полицейским это не важно. Недавно меня потащили в обезьянник за то, что я курил ближе 15 метров от входа в метро. И вот там помогло. Патрульный меня притаскивает. Там сидит сержант и спрашивает: «Ты кого привел? Это ж Рябцев!» Я думаю — ну, наконец-то хоть где-то мне моя известность помогла. Но это единичный случай.
— Раз уж вспомнили о бывших женах... Как вы относитесь к брачным контрактам?
— Ни с одной из бывших жен я их не составлял. Но, в принципе, положительно отношусь. Беда с нашим менталитетом, который их не воспринимает, видит в них что-то постыдное — если составляешь контракт, значит, думаешь о разводе. Но на самом деле брачный контракт помогает избежать многих щекотливых ситуаций.
— От чего ускоряется биение вашего сердца?
— От всякой личной жизни позитивной. А в конце прошлого года сердце просто выпрыгивало от радости, когда я в рекордные сроки — за несколько дней — написал новогоднюю песню. Мы супербыстро сняли на нее клип, песню растащили по дикому количеству радиостанций.
Впервые с 1994 года
моя песня попала в хит-парады.
Мне звонили телекомпании региональные и просили выслать песню. Но сильнее сердце забилось, когда позвонили из одного интерната и попросили: «Пришлите минусовочку и текст, хотим с детьми вашу песню спеть».
— О чем песня?
— О вере в чудо.
— Вы верите в чудо?
— Да. У меня постоянно в жизни чудеса.
— А что такое чудо?
— А это когда думаешь, что все — конец, а потом оно вдруг раз — и оказывается, что не конец. Я, например, чудом остался жив в аварии, в 2006 году. В меня въехал прямо в лоб пьяный водитель. Удар был страшный, его пассажирка погибла. Моя машина — под списание, от нее осталась груда металлолома. Меня из этой груды вытащили. Я отделался разбитой коленкой и... раз, два, три... четырьмя сломанными ребрами.
— И что же вас спасло?
— А бог его знает?
— А в Бога верите?
— Нет, это присказка.
— А как вы сочетаете веру в чудо и неверие в Бога?
— Я родился в 1970 году. У нас на стенке вместо иконы висел, извините, Ленин. Ну или вот сцепление у меня однажды возле Останкино полетело. Я вспомнил, что в фейсбуке у меня есть френд, у которого свой автосервис. Я позвонил ему, и оказалось, что он — рядом со мной. Уже через семь минут он ко мне приехал. И это можно назвать чудом.
— Бытовым...
— Да, чудо для меня — это счастливое стечение обстоятельств.
— И им никто не дирижирует сверху?
— Я не верю в предопределенность судьбы. Все в наших руках. Например, если бы я десять лет назад не бросил пить, может быть, я бы уже пять лет назад помер.
— На новогодней песне вам удалось заработать?
— Не могу сказать, что заработал. Но сердце радостно забилось — от того, что я взбежал вверх по лестнице. В принципе, я всегда был самоуверенным типом.
— Вы много курите. С финансовой точки зрения, это неграмотно...
— Должен же и у меня быть хоть один недостаток?! Я курю сейчас дорогие сигареты, не хотел вас обкуривать дешевыми. Но если бы я жил в Израиле, я бы бросил курить. Когда я туда приехал и пошел покупать сигареты, увидел, что там пачка стоит десять долларов. Я бы не выдержал столько платить... В последние лет пять я начал грамотней обращаться с финансами — рассчитывать доходы, просчитывать траты. Это необходимо, когда снова начинаешь сольную карьеру.
— А где вы берете деньги на производство песен?
— Это спонсоры или инвестиции. В последние тринадцать лет у группы «Технология» был менеджер, который был нашим фанатом. А с фанатами работать нельзя, как оказалось. Потому что когда ты пытаешься что-то менять в музыке, это сталкивается с агрессивным неприятием фаната. Фанат начинает вести себя, как брошенная жена, кричать, что все старые поклонники сразу отвернутся от меня. Но музыка развивается, двигается дальше.
— Все-таки для меня странно, что вы говорите о сольной карьере, будто начинаете с чистого листа. У «Технологии» все же была большая популярность.
— А вот ко мне недавно одна рэперша записываться приходила. Выяснилось, что она вообще не знает, кто я. Не слышала ни одной моей песни. Значит, ее родители не слушали «Технологию».
— Для кого вы сейчас хотели бы петь? И как вообще сделать музыку актуальной?
— «Актуальное» означает то, что модно в этом сезоне, но в следующем — уже нет. Для актуальности существуют ремиксы. Хочешь быть актуальным, сделай новый ремикс. Я слушаю, что крутят радиостанции, отмечаю ухом звукорежиссера, что сейчас происходит в музыке. В 1987 году, когда я еще учился в Воронеже на первом курсе педагогического института, я играл в, прости господи, вокально-инструментальном ансамбле «Солнечный круг». Я хотел рассказать о Воронежском рок-фестивале, куда я попал в качестве специального гостя потому, что был из Москвы и конкурсантом попасть не мог. Я там сидел и изучал, что поют. Перестройка была в самом разгаре. В моде был такой хеви-метал, зубодробительный треш. Девяносто процентов песен выступавших представляли собой такие агитки, написанные на основе того, о чем рассказывали газеты: «А в магазине нету колбасы-ы-ы!», «Давайте все сломаем и сделаем заново-о-о!», «Перестройка! Перестройка!» Я слушал и думал: а я не хочу политики. Если мне будет нужна политика, я почитаю газеты. Пройдет несколько лет, в магазинах появится колбаса, и о чем вы будете петь? Я свои песни пишу с тем заделом, что они останутся.
— И эти песни будут приносить деньги?
— Безусловно. Еще я отсужу свои права, которые в 2003-м очень неграмотно передал своей звукозаписывающей компании, и буду чувствовать себя финансово гораздо лучше. Хотя, конечно, богатым я не буду. У нас миллионером на авторских правах стал только Юрий Антонов — его песни звучали просто в каждом кабаке, и российское авторское общество собирало с этого копеечку. А я поленился в общество обратиться, хотя мне говорили: «Рома, сходи. Там тебя ждут». И еще надо было откладывать. В этом году у меня тридцать лет гастрольной деятельности. Когда-то давно с гастролей я откладывал на сберкнижку. У меня там накопилось 800 рублей, и тут я увидел кожаную куртку, и она как раз стоила восемьсот рублей. Я пошел в сберкассу за деньгами, а там женщины-сотрудницы мне говорят: «Молодой человек, откуда у вас такие деньги? Вы слишком молоды...» Отвечаю: «Я копил, откладывал...» Они мне устроили такой допрос с пристрастием, что я решил — больше в сберкассы ни ногой. Лучше доллары — в тряпочке под половицей.
— Ну хоть куртку-то долго носили?
— У-у-у. Очень. Хотя она была не очень удобной в повседневной носке, у нее были очень длинные рукава. Я потом понял почему — это была мотоциклетная куртка. Но она была просто чумовая, с армированными локтями. Я и теперь банкам не особо доверяю, но у меня есть небольшие накопительные счета, и эти деньги пригодятся... «рано или поздно».
автор: Марина Ахмедова
фото: Ольга Филонова
специально для рубрики «Звездные истории»
